«Целесообразность благотворительной деятельности»

Сегодня под нуждающимися в филантропической поддержке понимаются не только живущие в бедности, но и студенты, гражданские активисты, представители творческих профессий, изобретатели и другие лица, заслуживающие такую помощь, а также те общественные (т. е. некоммерческие и неполитические) организации, которые испытывают недостаток в дополнительных средствах для решения индивидуальных, профессиональных, культурных и иных социально значимых задач.

Обычно благотворительные инициативы заведомо рационально взвешены, публичны и в какой-то мере формализованы. Но весьма часто порыв помощи возникает спонтанно, под влиянием глубокого сочувствия бедствующему человеку и выражается в реальной готовности немедля оказывать конкретную поддержку нуждающемуся. Такой альтруистический порыв, по нашему убеждению, чаще свойствен не тому, кто обладает избыточным достатком, но тому, кто сам испытывал нужду в кризисных ситуациях. Как правило, неформальная благотворительность ориентирована от лица к лицу. Движимая благородными побуждением души, она обычно осуществляется личностью сокровенно, не публично и встречает признание лишь со стороны самого опекаемого.

Необходимо сказать, что благотворительность, в противовес продолжающемуся экономическому кризису, получает усиливающееся признание и поддержку со стороны общественности и государства, но, как уже сказано, пока еще не находит достаточного и углубленного теоретического осмысления.

Историко-этнографические факты подтверждают, что обычаи взаимопомощи формируются естественно (т. е. как неинституциональная норма), в самом процессе совместной социальной жизнедеятельности людей и их массового общения. Первоначально историческое накопление социального опыта и его кристаллизация в социально-необходимых, обязательных для человека нормах поведения происходило в самой стихии жизненного бытия, повседневной практике и обыденном сознании общности. На ранних этапах социализации еще нет разделения на субъект и объект благотворительности: общность, вырабатывающая и санкционирующая норму, ее и исполняет [Березина, 2014: 54 с.].

Особое значение в этом контексте культуры отношений приобретало требование благодарности, сформулированное еще в эпоху варварства и представляющее деятельностное выражение чувств уважения, одобрения и симпатии к другому человеку. Одним из важнейших, может быть, и решающим шагом антропогенеза и культурогенеза является возникновение такого противоестественного явления, как дарение, отдавание, угощение, широко известное этнографам, но вызывающее споры исследователей и в наши дни.

«Противоестественного» потому, что в условиях нужды первосигнальные раздражители, казалось бы, требуют потреблять добытое благо самому. Способность отдавать, расточать блага, по всей видимости, является своеобразной защитой от суггестии: ряд исследователей указывают на суггестивный характер раннего языка. Дары приобретали и символическую ценность, так как считались воплощением власти и силы дарителя (его «маны», харизмы); они напоминали о щедром властителе, обеспечивали зависимость и преданность ему со стороны тех, кто получал дары и потому был обязан сделать ответный дар. Как известно, обмен дарами среди «своих» со временем стал основой практики экономических отношений с «чужими» [Буданцева С.В., 2015: 82 с.].