«Цикличность в поэзии Марины Цветаевой»

В своей работе мне хочется дать более целостное представление о личности, творчестве, судьбе, характере Цветаевой.

Чем крупнее, значительнее художник, тем больше он как бы вбирает в себя свое время, даже если ему кажется, что от отгораживается от действительности, как порой пыталась это делать Цветаева. Какою бы одинокой, несозвучной современности ни ощущала она себя, от жила и творила вместе со своим временем, более того: жила им.

Перефразируя слова Герцена, можно сказать, что развитие духа поэта и цикличность его творчества происходит под влиянием времени, обстоятельств, случайностей. Так было и с Цветаевой, которая начала принимать участие в литературной жизни раньше, чем ей исполнилось восемнадцать. В центре нашей работы стоит личность самой Цветаевой, ее взгляд на людей и события, ее мироощущение – то, как она романтизирована и мифологизирована конкретную действительность.

“Литературных влияний не знаю, знаю человеческие”, - провозглашала Цветаева, и если первую посылку этого ее девиза можно оспорить, то вторая для нее абсолютна. Творя, она “безумно увлекалась” теми, кто вдохновлял ее на творчество, оставили след в ее душе и преобразились в ее творчестве. С.Я. Эфрон, человек, “самый родной на всю жизнь”, сыграл огромную роль в ее судьбе и творчестве. Ради него она дважды круто повернула свою жизнь: первый раз – уехав к нему за границу, второй – вернувшись за ним в СССР.

Дальнейшая ее судьба: 17- летнее пребывание за границей, трудные годы ее эмигрантской жизни, непрекращающееся вопреки всему, творчество, новые встречи.

Эмиграция оказалась тяжким для нее временем, а под конец и трагическим. Пусть в нищете и непризнании, но сколько создала она за эти семнадцать лет!

Прорыв в замалчивании творчества этого поэта произошел в годы общественной оттепели. Почему не раньше? Только ли потому, что Цветаева – “из эмигрантов”? В самом деле, то было клеймо, и опасное – в те и в еще долгие годы позже. Но к нему присоединился и другой “минус”, именовавшийся… “формализмом”. Именно так многие годы подряд называли стилистику обновленного русского стиха, прощаемую одному Маяковскому. Третья вина Цветаевой была в ее трагическом конце. Самоубийство в Елабуге, через два года после возвращения на Родину, бросало тень на престиж самого счастливого в мире общественного устройства.